Дайджест Журнал

«Я не твой, снеговая уродина»: как иностранцы (и Булгаков) ругали Москву начала XX века

Послереволюционная Россия была магнитом для зарубежных интеллектуалов. Кто-то приезжал по личным мотивам (подобно Беньямину Вальтеру, влюбленному в Асю Лацис), кто-то по политическим (подобно Лиону Фейхтвангеру, который брал интервью у Сталина). Но все они жадно изучали этот «дивный новый мир», и его столицу, оставляя о ней критические заметки. Таким же иностранцем становится и Булгаков, иронично описывающий нарождающийся новый быт.
Мы подобрали 8 фрагментов о Москве, москвичах и некоторых условиях их быта из произведений разных авторов. 
Александр Родченко. Памятник Пушкину, 1930. 
В электронном каталоге Библиотеки имени Н.А. Некрасова можно проверить наличие и заказать перечисленные книги, а также другие произведения этих авторов. 

Дюла Ийеш, «Россия. 1934»

Дюла Ийеш — венгерский писатель, который посетил Москву в 1934 году. Он отказался от услуг «Интуриста» и был в России вольным путешественником. Потемкинских деревень в Москве не видал. О том, что его поразило, пишет напрямую: «Первое впечатление оказалось на редкость жестоким, неприкрыто откровенным, оно грубо вскрыло все раны. Не этого ожидал я от столицы страны социализма. Площадь кишела толпами самых обыкновенных пролетариев». В Москве Ийеш селится в гостинице «Ново-Московская», отмечая, что она «чересчур помпезна». Ийеш решает принять ванну. Однако вода, падающая в ванну, тут же стекает — сток заткнуть нечем. «Пробок у нас нет, — с обезоруживающей прямотой заявляет дежурный, которого после долгого колебания я все же решаюсь вызвать. — Знаете, что? — советует он по некотором размышлении. — Можно ведь сесть на сточное отверстие. Или заткнуть его пяткой». Эта цитата, наверное, говорит о характере и сущности социалистического государства больше, чем все декреты ЦК.

Ийеш с восторгом неофита относится к вещам самым простым: его восхищают и парашютные прыжки с вышки в парке (распространенная в те годы забава), и жар печей в цехе закалки («зрелище устрашающее и величественное одновременно»). В московском автобусе Ийеш передает через весь салон оплату за проезд и волнуется, дойдет ли до него сдача. Сдачу он получает, в точности 9.40 и ни копейкой меньше. «О, это же совсем другое дело! Деньги на билет и воришка передаст».

Альфонс Паке, «Скованный город Москва через 12 месяцев после революции»

Немецкий поэт и публицист в 1918 году отправился в Москву в качестве корреспондента газеты Frankfurter Zeitung.

«...Эти пирамидальные башни, эти стены Кремля с зубцами, похожими на хвосты ласточек, этот лес церквей — все это дышит еще средневековьем. Только кое-где эти старые стены пробиты снарядами, точно таранами, да некоторые из стройных блестящих крестов на башнях церквей покосились. Кажется, что кто-то вспахал асфальтовую мостовую улиц. Большие вывески свисают с крыш, точно потерпевшие крушение аэропланы».

Теодор Драйзер, «Драйзер смотрит на Россию»

Американский романист посетил Советский Союз в 1927 году.

«…В целом, после множества пеших прогулок и езды в санях по Москве, могу сказать, что это относительно чистый, оживленный, полный энергии город. Улицы здесь мостят, — когда тает снег, грязно. Но с ноября по апрель в городе снежно; чаще всего снег сдувается вьюгами и разносится бог весть куда, тогда приходится его привозить, чтоб смогли ездить сани. И всю долгую зиму Москва чистая, белая, снег придает мягкие очертания желтоватым, серым и белым домикам, и только красные, зеленые, желтые, коричневые, позолоченные купола-луковки веселят зимний пейзаж. Правда, штукатурка на фасадах иногда в трещинах или в пятнах плесени, симпатичные чугунные балкончики ржавеют, а краска на дереве лупится. Роскошные старинные дворцы, музеи, дома зажиточных купцов превращаются в библиотеки, художественные галереи, мемориальные музеи, больницы, клиники. Вы нигде не увидите ни лихих экипажей, ни роскошных автомобилей. Никакой пышности, никакой показухи. Сколько бы вы ни бродили по городу, вы встретите людей, одетых более чем скромно, таких тысячи, а одетых хорошо очень мало, может быть, сотня».

Беньямин Вальтер, «Московский дневник»

«Мне кажется, в Москве часовщиков больше, чем в любом другом городе мира. Это тем более странно, что людей здесь словно вообще не беспокоит время… Посмотреть хотя бы, как они передвигаются по улицам: редко увидишь, чтобы кто-то спешил, разве что, когда очень холодно. Ходят они небрежно, вразвалку. Тем любопытнее, что в одном зале для собраний я увидел лозунг: «Ленин сказал, что время — деньги». Чтобы провозгласить такую банальность, непременно нужно сослаться на высший авторитет».

Михаил Булгаков, фельетон «Золотой век»

«...Я далек от мысли, что Золотой век уже наступил. <…> Для меня означенный рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки. <…> …с момента изгнания семечек для меня непреложной станет вера в электрификацию, поезда… всеобщую грамотность и прочее, что уже несомненно означает рай. <…>

Их надо изгнать — семечки. Их надо изгнать. В противном случае быстроходный электрический поезд мы построим, а Дуньки наплюют шелухи в механизм, и поезд остановится, и все к черту».

Фото: РИА Новости

Андре Жид, «Возвращение из СССР»

«Я сливаюсь с массой, погружаюсь в толпу. Что делают эти люди перед магазином? Они стоят в очереди. В очереди, которая протянулась до конца улицы. Стоят человек 200-300 и ждут. Спустя несколько часов я захожу в магазин. Громадное помещение, невообразимая толкотня. Продираясь сквозь толпу, я обошел магазин вдоль и поперек и сверху донизу. Товары за редким исключением совсем не годные».

Увидев это, несмотря на свой антикапиталистический настрой, Андре Жид невольно подумал о том, как сильно во Франции заботятся о привлекательности товаров.

Фото: Albin Guillot / Roger Viollet / Getty images / Fotobank 

 Лион Фейхтвангер, «Москва 1937»

Лион Фейхтвангер посетил Москву в роковом 1937 году. Он написал о своей поездке книгу, несколько выразительных страниц которой посвятил шокировавшему его безвкусному культу Сталина. Книга была издана в СССР миллионным тиражом. Но через несколько месяцев после публикации была изъята из книжных магазинов и запрещена.

«На всех углах и перекрестках, в подходящих и неподходящих местах видны гигантские бюсты и портреты Сталина. Но, по меньшей мере, непонятно, какое отношение имеет колоссальный некрасивый бюст Сталина к выставке картин Рембрандта».

Габриэль Гарсиа Маркес, эссе «СССР: 22 400 000 квадратных километров без единой рекламы кока-колы!»

«Москва — самая большая деревня в мире — не соответствует привычным человеку пропорциям. Лишенная зелени, она изнуряет, подавляет. Московские здания — те же самые украинские домишки, увеличенные до титанических размеров. В самом центре встречаются провинциальные дворики — здесь сохнет на проволоке белье, а женщины кормят грудью детей. Но и эти сельские уголки имеют иные пропорции».

Асса Новикова, основатель паблика «С красной строки».

Специально для Библиотеки им. Н.А. Некрасова.